Все это по прошествии стольких лет вызывает улыбку, но это были пробы пера основанные на реальных событиях. Наверно каждый из-нас пробовал открыть в себе таланты  - "а вдруг получится и я стану писателем... или поэтом!?". И поэтому...

Кто сможет вспомнить радости и горести юных лет? Мы помним нашу первую любовь не более чем видения в горячечном бреду.

"Колдун и кристалл",  Стивен Кинг

"Тёплая, безоблачная середина августа на Иссык-Куле редкость даже для старожил."

Случай в Тамге.

           В полутемной комнате было прохладно, чувствовался едва уловимый запах земли из под деревянного пола, да мерно постукивали часы на давно не беленной стенке. Обстановка была по курортному уютной. Сквозь полуоткрытое окно пробивался луч света летнего высокогорного солнца.

Сезон заканчивался прекрасно, это и было то самое время, которое отдыхающая часть человечества называет бархатным. Теплая безоблачная середина августа на Иссык-Куле редкость даже для старожил. Погода была великолепная. Дул легкий бриз, плавно раскачивая огромное абрикосовое дерево под окном. Время от времени с него падал переспелый плод и пробивая плотную завесу листвы с глухим стуком падал в траву. Особо меткие умудрялись угодить в старую заплесневелую бочку до краев заполненную водой. Все это при сильных порывах ветра напоминало барабанную дробь, к которой примешивался настойчивый стук в окно.

Природу этого стука я и пытался выяснить, лежа на старинной кровати в углу. Меня разморило после обеда, но как я не пытался уснуть, затуманить сознание мне не удавалось даже на секунду. О том, что так бывает я знал давно, испытывал же на себе впервые. Едва вспоминал о предстоящем свидании, как тянущая волна пробегала по моему телу, и концентрируясь в области солнечного сплетения, быстро угасала. Это было похоже на прокручивание в обратную сторону сюжета с камнем, бултыхнувшимся в спокойную гладь водоема. Минуты тянулись невыносимо медленно, я считал удары маятника изредка отвлекаясь на непрекращающийся стук в окно в соседней комнате. О том чтобы наконец встать и пойти посмотреть, что же это такое не могло быть и речи. Мне этого не хотелось.

Луч падал на облупившуюся краску половиц, медленно и незаметно передвигаясь по ним как-бы пересчитывая.

„До пятой дойдёт, встану,“- пообещал себе я. Между тем пылинки в свете луча бывшие ослепительно белыми стали преобретать красноватый оттенок.

Наконец мерными ударами гротескные часы возвестили четыре часа пополудни. Если описывать то, что творилось у меня в душе в более или менее логической последовательности, надо было-бы человечеству придумать новый язык. Этот язык не был-бы похож ни на одно средство общения, даже на язык жестов. Это была-бы бесконечная, порой бессмысленная смена образов, видеошнуром соединенная с воображением.

Пацану, который знал кое-что о любви, как о высшем земном наслаждении только из эротических рассказов, журналов и статей, предстоящее рисовалось в довольно ярких красках. Основное понятие противоречащее моему тогдашнему восприятию мира формулировалось так: „ Как же я мог довольствоваться тем малым, что имел?!“

Как?

Изначально понятие „Любовь“ человеком трактовалось несколько по иному. Говорят, что первая дубина подобранная первобытным человеком и сбившая в пределах ее досигаемости банан, было то самое, что отделило его от условного понятия „Животный Мир“. Нет!  Теологи видимо слишком обросли жиром. От этого понятия его отделило чувство любви и все связанные с ней последствия. Это именно то чувство, через которое наш волосатый предок додумывался до потрясающих вещей. И самоубийство, противоречащее основному инстинкту сохранения жизни, не единственное из них. То, что называет себя человеком, а тело его служит лишь инструментом для удовлетвореня своих похотей и называется животным. Но к сожалению это животное зачастую умеет говорить и порой даже правильно. На слово „Любовь“ и на остальные его склонения следовало бы наложить табу. Не делать его проституткой всякого нищего духом, а хотя бы немного приблизить его к понятию „Бог“, к тому подсознательному, святому понятию, которое ублюдки мира сего забывают, но к которому человек с нормальной психикой взывает постоянно. Ведь не даром по ассоциации неземного блаженства с бытием земным ставят рядом два понятия – Любовь и Бог.

Но мое настроение менялось от вполне приземленных вещей. Придет она сегодня или нет – это сомнение, а если придет, то почему? Причины ведь бывают разные.

Неразглядел еще. Молод! А может умудренный опытом старик тоже бы не разглядел.  Любви (если это уже была она) видимо трудно сказать что-то против. Слишком волнующие были предидущие события. Они просто требовали разрешения.

Я сел на кровати и потянулся. Пару раз качнувшись, спрыгнул.

- Все! Алга!,- подскочил к зеркалу.

Моя внешность мне не понравилась. Лицо припухло от безуспешных попыток уснуть, а челка сбилась в сосульки. Поправивив ее одним движением, отпустив экстраординарный комплимент своему недовольному отражению, я вышел на улицу. Отец поливал хозяйские огурцы.

- Ну, не было проблемм, пап, да ты их мне навязал, - изрек я весело, намекая ему на то, что именно он познакомил меня с Ольгой. - Пожелай мне удачи в бою и счастья в личной жизни.

Под ироничный смех отца я обогнул угол дома. Сильный порыв ветра согнул абрикосовое дерево и как буд-то он же прикрыл солнце большой тучей. Огромная ветвь задела окно, как бы стуча в него. Природа явления была выяснена, с легким сердцем  я вышел на улицу. До озера было километра полтора, а до пляжа еще километр. Для приятных  раздумий время было. 

Я шел по асфальтовой дороге, так как по тротуарам в этом курортном городишке ходить было не принято. Мимо медленно проплывали аккуратные домики, утопающие в зелени фруктовых деревьев. Чаще всего это были абрикосы, наиболее славящиеся из Иссы-Кульских явств. Навстречу шли подуставшие отдыхающие – кто в шортах, кто просто в плавках, неся мокрые полотенца. В такие минуты жизнь особо хороша, и казалось все и вся ето понимают.

Дорога уже шла по берегу озера. Где-то над Чолпон-Атой клубились золотистые облака, а такая, режущая глаз синева воды была только при отличной погоде.

Вскоре свернул на дикий пляж, которыми изобиловала южная сторона Иссык-Куля. Они эпизодически использовались туристами-дикарями и отрядами сумасшедших, которых называют влюбленными. Береговой линии еще не было видно. Она была спрятана за густыми зарослями облепихи и барбариса, но этот пляж я знал хорошо. Именно здесь я постоянно проводил время в купании с отцом, именно здесь я впервые увидел Ольгу.

Этот момент помню хорошо. Мне надоела бессмысленная погоня с водяным ружьем за улепетывающим чабаком и стало казаться, что мои пальцы становятся одного цвета с синевой Иссык-Кульской глубины. Я решил, что пора на берег. Взяв курс на просвет в облепихе, через на половину высунутую из воды маску, я увидел ее... в развевающемся сарафане. Она медленно шла вместе с отцовскими знакомыми к берегу.

Это и был день нашего знакомства. Друг другу нас представил отец, недвусмысленно намекнув на свое желание, чтобы знакомство переросло в нечто большее.

На том же самом месте я вынул из пакета клетчатый плед и разделся. Затем разгреб песок по форме тела, чтобы тот повторил мои примерные очертания – это было лучше чем перина. Долго смотрел на чайку, парящую в восходящих потоках воздуха, отливающую золотом в лучах заходящего солнца и старался вспомнить, ничего ли я не упустил  из последних слов Ольги.

„Тебе ж сегодня нечего делать, приходи.“

„Куда? Когда?“, - как дурак постарался уточнить я.

„В пол-шестого, туда-же. Покупаемся.“

Улыбнувшись своей глупости, я сбил муравья взградаставшегося на живот и перевернулся. Песок был теплый и пляж был похож на уменьшеную пустыню с барханами едва достигающими щиколотки. По ним лазили исполинские чудовища – муравьи, которых было довольно много.

^-                       "Тьфу ты, черт!"

          Выругавшись расстелил плед ближе к берегу, оказывается я совершенно не заметил муравейник в метре от него.

            Тут я увидел ее. Она шла оттуда, откуда  ее совершенно не ждал – со стороны заходящего солнца. Она грациозно шла там, где небольшие языки волн накатывались на берег и отступали с легким шумом, перекатывая промытую гальку покрупнее по полированной глади песка. Следы за ней исчезали через несколько секунд, оставляли после себя лишь небольшие углубления, которые вскоре также смывались. Распущенным волосом играл ветер, а силуэт ее фигуры был просто великолепен. У меня что-то жило внутри, переодически пытаясь вырваться наружу. Не то от радости, не-то от волнения, не-то от того и другого вместе. Хотелось ето нечто выпустить. Но оно видимо не пролезало в глотку. По привычке возникло неодолимое желание откинуть у себя разметанную челку, я ловил на себе ее взгляд, хоть и не видел ее глаз.

Теперь я видел только ноги – прекрасные, точенные, бесконечные, они с мерным шорохом ступали по минипустыне, сбивая большими пальцами верхушки барханов, и были все ближе и ближе. Я совершенно не знал, что y буду делать когда они подойдут вплотную.

-                                   - Привет!, - услышал  над собой ее голос.

             О, что это был за голос. Сама природа этого голоса призвана была ласкать. Он и ласкал не зависимо от того, какой смысл он в себе нес. Он был прекрасен так же, как и его обладательница, а по другому быть и не могло.

             Секунда прошла как вечность.

          - Приветствую вас, дама!, - брякнул я. – Вы очаровательны, но почему вы появились со стороны Тосора а не Тамги? Я специально вышел пораньше, чтобы быть здесь первее вашего.

           - Я никуда и не уходила.- сказала она со вздохом. Поставила сумку и вытащила свое широкое цветастое полотенце.

-                                  – Тогда вы чертовски голодны

-                                  – Все свое ношу с собой, может ты есть хочешь?

            Наконец свет упал на ее лицо под нужным углом. Я успел увидеть ее прекрасные глаза. Влюбленным присуще в своих представлениях идеализировать образ партнера, но он в этот короткий момент я понял, что мне этого не понадобиться. Она оставалась такой же, какой я ее себе рисовал.

Она села... совсем рядом. Села сложив ноги так, как запрограмированна каждая женщина , чтобы свести с ума мужчину. Изящно изогнув колено, она молча смотрела на золотистые облака вдали.

Никакого ощущения страха неудобной паузы, которую надо было бы заполнять глупой болтовней.

            „Видимо она испытывает то-же самое“, - с сомнением думал я.

-                                 – Ну уж нет, - ответил я, - от тети Гали трудно уйти голодным.

             Повернувшись я тоже сел.  Мне не надо было ее рассматривать,  я видел ее всю и без етого. То ли боковым зрением, то ли со стороны, третьим глазом, что вероятнее всего.

         - Просто классно сегодня. Такой день, такой теплый вечер, - помолчав продолжила, - А ты сегодня так и ничего не сказав, уехал бы, и ничего этого  не видел.

          - Для меня это было сюрпризом.... приятным. В общем я хотел что-либо предложить, ты меня просто опередила, - сказал я.

         Так мы и сидели, разговаривая о всякой всячине. У меня было странное ощущение, что я всегда знал эту девушку, а ведь со времени нашего знакомства прошло всего два дня.

           Постепенно темнело. По мере того как солнце опускалось в воду в стороне города Рыбачье где горы скрывала линия горизонта, становилось прохладнее. Так всегда было на Иссык-Куле. Едва заходило солнце, сразу холодало. Ветерок мягко шуршал зарослями облепихи, которые огораживали нас от всего остального мира. Не было даже рыбаков. Легкий шум ласкового прибоя отдавался резонансом в моей душе. Казалось сама природа давала нам ощущение единства с ней и для нас в этом мире больше  никого и ничего не существовало. 

Мы долго купались. Выходить из воды, означало замерзнуть, а самая теплая вода была всегда после захода солнца. Наконец клацая зубами мы сели на берегу поджав ноги. Я достал из сумки куртку, накинул на ее дрожащие плечи и обнял. Она положила мне голову на плечо, у меня закружилась голова.

         - Тепло?, - спросил я.

         - Хорошо, - кротко ответила она.

В темно-синем небе зажглись звезды.

"...над Чолпон-Атой клубились золотистые облака..."

"Вскоре свернул на дикий пляж, которыми изобиловала Южная сторона Иссык-Куля."

Между Тосором и Тамгой.

"Береговая линия была спрятана за густыми зарослями облепизи и барбариса."

"...языки волн накатывались на берег и отступали с лёгким шумом, перекатывая промытую гальку покрупнее."

"...,а силуэт ее фигуры был просто великолепен."

"... солнце опускалась в воду в стороне города Рыбачье..."

| Обсудить на форуме | Творчество |